— Лил, почему ты пошла за мной?
— Ох, как же ты мне надоел, Хантер! Ну считай это безусловным рефлексом. Копы не ходят поодиночке, всегда должно быть прикрытие…
— Мы больше не копы.
— Ты сказал «мы»? Бож-же, какой прогресс! — Она устало опустилась на камень рядом с ним и тихо сказала: — Я пошла за тобой, потому что не могу без тебя жить. Я люблю тебя больше жизни, Дик. Всегда любила. Я не смогу, если с тобой… если тебя… Просто не смогу. Незачем. Вот, собственно, и все. Доволен?
— Нет.
— Что?
— Ты выбиваешь оружие из моих рук, Лили Роуз. Ты делаешь меня слабым и трусливым. Я должен думать о том, как уничтожить этого ублюдка — а вместо этого буду бояться только за тебя.
— Может, это и к лучшему? «Служить и защищать» — помнишь? Ведь не «Поймать и застрелить»…
— Ты не знаешь, о ком идет речь, Лил. Я говорил с ним. Слушал его. Он не человек. Он даже не зверь — звери никогда не убивают забавы ради. Он — монстр. Нелюдь. И он не безумен, о нет. У него холодный ум программиста, он прекрасно умеет просчитывать ситуации.
— Его отправят лечиться…
— Он на это очень рассчитывает. Нет, неправильно. Он ни на что не рассчитывает. Смерти он не боится, на жизнь ему наплевать. Тилем Рикманом владеет лишь одна страсть — желание отомстить за смерть брата. Что будет дальше, его не заботит. Для таких, как он, есть лишь одно справедливое наказание — смерть.
Они помолчали, сидя рядом на теплом камне, а потом Дик глухо бросил:
— Будем надеяться, сейчас его рядом нет. Где ты оставила машину?
— Внизу… Зачем тебе моя машина?
— Тебе, не мне. Поедешь в Чикаго, явишься в управление и будешь там сидеть, пока все не кончится.
— Уже бегу.
— Я серьезно.
— Я тоже. Дик, прекрати изображать из себя немногословного шерифа. Я тебе не грудная девочка, не подчиненная и не…
— Лил!
— Я останусь.
— Ты не понимаешь. Тут не идет речь о прикрытии, о какой-то честной схватке, о возможности переговоров… Он — чудовище. Он может подкрасться ко мне сзади и перерезать мне горло, а потом спокойненько водить тебя по лесу, пока ты не вымотаешься, и…
— Хватит гадости рассказывать. Ты — хронический идиот, глухой пень и упрямый осел.
— Почему это?
— Потому, что ты даже не расслышал, что я только что сказала. Или не понял. Или забыл. Я люблю тебя. Я не смогу без тебя жить. Мне незачем прятаться в управлении и ждать, чем дело кончится, я умру от сердечного приступа. Поэтому я никуда не поеду. Тем более что скоро люди Донована…
— Люди Донована сюда не придут. Во всяком случае, придут не скоро. Лил… так нечестно.
— Нечестно?! Ты мне еще будешь говорить о честности?
— Я не могу ничего тебе дать, я не могу давать обещаний…
— Трус! Я же слышала, что ты сказал!
— Что? Когда?
— У меня в комнате, придурок. Когда собираешься поведать спящему человеку страшную тайну — подергай его сперва за ногу и удостоверься, что он действительно спит. Я — не спала. Я тебя видела и слышала.
— А ты изменилась за эти годы…
— Не больше чем ты. Раньше ты не боялся говорить правду.
— Почем ты знаешь, может, я ночью врал?
— Тогда ты действительно полный идиот. Залезть в чужую комнату и наплести с три короба крепко спящему человеку! Глупее… я даже не знаю что. Пожалуй, только признаться в любви два раза подряд и ни разу не получить ответа. Дик! Посмотри на меня. Повтори мне сейчас, здесь то, что говорил ночью. Ну!
— Я…
Она ждала, но с каждой секундой надежда услышать от Дика Хантера слова признания в любви таяла, как вечерний туман. Он отвел глаза и упрямо пялился на кривую осину, нависшую над хижиной. Скулы закаменели.
Лили Роуз почувствовала сильнейшее желание врезать Дику Хантеру прямо по упрямой башке, но что-то ее остановило. Что-то в позе Дика, в той неестественной напряженности, с которой он пялился на несчастную осину…
Она молча протянула руку и тронула его за плечо. Он в ответ вскинул ладонь, потом замелькали пальцы… Память услужливо подкинула отгадку — простейшая сигнальная система жестов, известная каждому, кто служил в армии или полиции.
«Внимание!», «Вижу противника», «В укрытие», «Цель справа»…
Она бесшумно — на этот раз действительно бесшумно — опустилась на землю и посмотрела в ту сторону, куда смотрел Дик.
Осина была ни при чем. Просто она росла на обрыве, рядом с хижиной, а под обрывом, прямо по берегу ручья, проходила тропа, по которой Лили сюда и поднялась. Тропа вилась по холму причудливыми зигзагами, и отсюда, с верхней точки, почти весь этот серпантин просматривался. Так вот, в самом низу, у кромки густого кустарника, мелькал огонек. Насколько Лили могла определить — потайной фонарик с направленным лучом. Если бы обладатель фонарика чуть лучше знал эти места, они бы могли вообще его не заметить, но он оступался — и тогда луч фонарика отражался в воде.
Лили Роуз посмотрела на Дика и увидела, что в руке у него уже появился «люгер». Она достала свой пистолет и бесшумно взвела курок.
— Теперь я, пожалуй, не пойду к машине… если ты не против.
— Нет. К машине пойду я.
— Ты спятил?
— Я к своей машине пойду, не к твоей.
— А я?!
— А ты пойдешь со мной. Не отставай ни на шаг. Не дай ему нас разделить.
Он замолчал, и в его глазах на мгновение промелькнуло странное выражение — Лили Роуз была бы счастлива видеть его почаще. Промелькнуло и погасло. Дик быстро окинул ее взглядом, совершенно лишенным каких бы то ни было эмоций.
— Перешнуруй кроссовки. И не вздумай падать и подворачивать ногу — нам надо все сделать очень быстро, а ночью через лес я тебя не дотащу.